хоронила первого – воздух рычал и выл. столько плакала – леденела в
глазах вода. говорила себе: «не ходи к берегам Невы, не бросайся к
подъезжающим поездам». почернела вся – превратилась в золу и смоль, в
опустевший храм, в переплавленный старый крест. сколько горя взяла,
сколько ужаса, милый мой. кто же будет теперь хранить тебя и беречь?
а
второго везла – не могла ни рыдать, ни жить: говорила беззвучно,
ходила, не чуя ног. (так становишься островом в море среди грозы, и твой
остров неспешно, но верно идет на дно. покрывается мраком: съедает
любимый дом, угрожает спасительным стенам, родным вещам. превращается в
точку, молчащую под водой. онемевшую, словно пустая твоя душа).
вот
такое сиротство – наследственное клеймо. родилась всем чужая: подкидыш,
дурная кровь. никогда не услышишь: «родная, пойдем домой», потому что
таким не положены дом и кров. им шататься ничьими, не ведать добра и
сна. ни кола ни двора: бесприютные, словно тень.
если нужно, господь, чтоб я вечно была одна, то забрал бы меня и не тронул моих детей.
я
не в силах сражаться: победу взяла беда. вместо воздуха горе: ни
выдохнуть, ни вдохнуть. прижимаю рисунки их («горки» и «поезда», «мама,
папа и я отправляются в добрый путь», «космолет покоряет большой
внеземной маршрут»), прижимаю и вою, как сбитая пулей дичь.
отче наш, ничего не желаю и не прошу.
не даруй мне, пожалуйста, третьего.
пощади.(с)nat_ure